Погребальные комплексы после 1070-х гг. представлены в юго-восточном Приладожье достаточно близкими по своим обрядовым характеристикам памятниками. Эти памятники сходны со многими другими погребальными древностями Новгородской земли XI—XIII вв., получившими в археологической литературе название «древнерусские курганы», хотя и отличаются некоторым своеобразием. Количество вещей, свидетельствующих о связях приладожского населения в это время, значительно сокращается — более чем в два раза по сравнению с предыдущим периодом. Этот процесс отражает, видимо, не только процесс определенной изоляции юго-восточного Приладожья, но и общее сокращение числа изделий в погребальном инвентаре и увеличение количества «полиэтничных» предметов, являющихся продукцией новгородского городского ремесла. Единственной группой вещей, для которой с достаточной определенностью можно говорить об источнике их поступления, являются вещи, связанные с финскими древностями (рис. 3). Однако, у нас нет возможности определить характер связей, в рамках которых произошло поступление этих вещей — носили они характер непосредственных торговых контактов выходцев с различных территорий или являлись только движением отдельных вещей через руки многих посредников.
Ослабление связей юго-восточного Приладожья выразилось и в динамике поступления монетного серебра. С одной стороны, количество монет, дата чеканки которых позже 1070 г., сокращается более чем в два раза по сравнению с предшествующим хронологическим отрезком (рис. 4), несмотря на то, что продолжительность рассматриваемого периода несоизмеримо больше, нежели предыдущего — здесь известны и погребения XII—XIII вв. (Богуславский, 1992: рис. 32). Кроме того, значительно возрастает количество монет, попадание которых в погребальные комплексы уверенно можно охарактеризовать определенным периодом запаздывания. Более того, поскольку хронология погребений настоящего периода определена весьма широкими рамками, период запаздывания, возможно, характерен и для остальных находок монет (рис 5). Таким образом, приведенные наблюдения свидетельствуют о значительном снижении объема и интенсивности торговых связей юго-восточного Приладожья. В то же время, активное поступление монет в Новгород продолжается, о чем говорит их значительное количество и сравнительно небольшой временной разрыв между датой чеканки монеты и временем ее попадания в культурный слой поселения (Потин, 1982: 131—132).
Очевидно, что причины изменений, произошедших в юго-восточном Приладожье, невозможно решить в отрыве от изучения истории и материальной культуры Новгорода и Новгород ской земли в целом, что требует отдельного исследования. Однако, несомненно, что немалую роль в этих процессах сыграло изменение политических институтов власти Новгорода, связанное с оформлением посадничества. В. Л. Янин считает, что вслед за изменением институтов власти Новгорода произошло изъятие большого количества ремесленников из-под юрисдикции князя и переподчинение их вечевым порядкам, поскольку эксплуатация ремесла сделалась одним из важнейших источников боярских доходов (Янин, 1982: 90—91). Видимо, вскоре за этим последовали действия новой администрации по защите своих торговых интересов и регламентации торговли. По крайней мере, можно утверждать, что к XII в. торговые связи Руси, в первую очередь Новгорода и Скандинавии, уже носили регламентированный характер (Джаксон, 1991: 164—169). Изменение ситуации на новгородском рынке привело к упрочению ориентации Приладожья на посредническую торговлю с племенами Русского Севера, с которыми, вероятно, они имели давние налаженные контакты (Мачинский, Мачинская, 1988: 53-56). Отражение этого процесса нам видится в появлении в Заволочье нескольких могильников, в первую очередь Корбальского могильника, материалы которых находят прямые аналогии в памятниках юго-восточного Приладожья второй половины XI в. (Назаренко и др., 1990: 93-101). Однако, следует заметить, что в это время можно достаточно определенно говорить и об общем движении новгородцев на Русский Север (Насонов, 1951: 114—117). Достаточное своеобразие этим процессам в Приладожье придает наметившаяся с 1050-х гг. известная самостоятельность этого региона, которая могла быть получена после смерти Ингигерд в 1050 г. и Владимира в 1052 г. и упразднения самостоятельного «стола» в Новгороде. Немаловажную роль в политическом положении Приладожья играло и то, что в 1056—1066 гг. шведский престол занимал Стейнкель, сын ладожского ярла Рагнвальда (Мачинский, Мачинская, 1988: 56).
Косвенно большую значимость новой специализации Приладожья подтверждают действия новгородской администрации в начале XII в., отразившиеся в походе Мстислава Владимировича в 1105 г. на Ладогу и в постройке ладожской каменной крепости в 1114—1116 гг. О серьезных потрясениях именно в Приладожье говорит выпадение в этом районе на рубеже XI—XII вв. серии кладов. Это группа лодейнопольских кладов, а также клады в бассейне р. Паши (Потин, 1967, №№ 218— 220, 228, 229). Эти находки, на наш взгляд, отражают не только нестабильность в регионе, но также и размеры богатств, сконцентрированных в это время в Приладожье за счет участия в торговых операциях. С другой стороны, концентрация такой массы ценностей свидетельствует об отсутствии прямого выхода на крупные рынки и неучастии приладожского населения этого времени непосредственно в международной торговле.
Предложенная в настоящей работе картина, естественно, достаточно схематична. Реальный исторический процесс был гораздо многообразнее и сложнее. За рамками статьи остались вопросы этнической истории приладожского общества и вопросы его вхождения в состав Новгородской земли. Эти проблемы требуют специальных исследований. Но вместе с тем, уже имеющиеся в нашем распоряжении материалы свидетельствуют об огромном влиянии трансевразийской торговли на историю и материальную культуру Приладожья. Изменения трассы торговых путей, интенсивности и характера торговых операций, исторические события на далеких от исследуемой территории землях непосредственным образом отзывались изменениями в материальной культуре Приладожья. Это позволяет, на наш взгляд, говорить о международной торговле как о ведущем факторе в развитии региона. Понимание этих процессов не только дает возможность лучше понять историю коллективов, населявших Приладожье в IX—XII вв., но и дает ключ к исследованию более поздних процессов, например, к вопросам формирования таких народностей позднего средневековья как карелы и вепсы, в формировании которых древнее население южного Приладожья приняло непосредственное участие.
ight -->
