Ольга Григорьева

Ладога



– Отвечай! – Хирдманн легко пнул меня носком сапога. Лениво, для острастки, а еще больше в удовольствие своим дружкам, следившим издали.
После поцелуя Огней немногие выживают, а те, что остаются жить, не сразу оправляются. Я знал, что викинг не со зла ударил, а так, задора ради, но пинок мне не понравился. И варяг знал – не посмею ответить силой, слаб слишком. Знал, да ошибся. Я еще в детстве руками ловил проворных болотных ящериц и тритонов. Сапог варяга был покрупнее и в ладонь лег ровно, словно прирос. Я дернул. Не сильно, но урманин не ожидал, грохнулся на доски. Приятели его дружно загоготали, завопили что то обидное, потому что он мгновенно налился яростью и уже руку занес для расправы, когда раздался окрик ярла. Так цепную собаку утихомиривают, когда лает понапрасну. Беловолосый недалеко от собаки ушел – стих, будто дубиной огрели. Широко расставляя крепкие ноги, ярл подошел ближе, наклонившись и больно потянув за волосы, приподнял мою голову, всмотрелся в глаза. Его лицо плыло в слезливой дымке, и сил не было оттолкнуть обидно тянущую вверх сильную руку. А все таки я попробовал. Не удалось. Ярл был начеку, ловко перехватил мою ладонь и незаметным спорым движением полоснул по ней ножом, выдернутым из за сапога. Кровь выступила из пореза, а Ролло, отпустив мою голову, продолжал наблюдать. Я смотрел на красные, падающие на доски капли. Сперва они капали медленно, лениво, словно не желали покидать теплое человеческое тело, а затем засуетились, заторопились, будто внезапно осознали вкус свободы. Той самой, болезненной свободы, которой и мне самому довелось вкусить. Я следил за ними, словно за живыми существами, не имеющими ко мне никакого отношения. А вытирать и не думал, только когда ощутил ноющую боль, прижал рану к губам, словно зверь, зализывающий лапу. Беловолосый, которого я уронил, что то сказал. В ответ Ролло ощерился и рявкнул отрывисто и сердито, а потом снизошел до объяснений – принялся спокойно втолковывать обступившим его хирдманнам что то туманное. Одно я понял – обо мне речь шла. Кабы не слабость, может, и сделалось бы мне страшно, а так – сидел, прижимая руку к губам, и безразлично глядел перед собой. Хирдманны шумели, спорили, но большинство с вождем соглашалось. Потом я узнал, о чем толковал с ними ярл. Раздосадованный своей оплошностью, беловолосый предложил отправить меня к рабам, мол, слабый да больной.
– Коли слабый тебя ринул, значит, не ему, а тебе к рабам отправляться, – ответил ярл.
Хирдманны надвинулись, ожидая объяснений – даже ярл не смел оскорблять понапрасну, и услышали:
– Мы не в битве его взяли, не на торгу, он сам пришел. Да так пришел, как никому еще не доводилось. Или кто то видел другое? Сам Ньерд послал его. Было ли когда еще такое чистое небо и гладкое море в наших походах?
Хирдманны шумели, слушая вожака. Попутный ветер, спокойное море да и добыча, хоть и небогатая, – а может, и впрямь пришлый словен послан Ньердом? Решил могучий бог после неудачи в Хольмгарде порадовать смелых мореходов, вот и послал странного человека… Тогда прав ярл, нельзя его в рабы…
– Что же Ньерд послал нам хворого? – не мог отойти от обиды беловолосый. Теперь ярлу не понадобилось защищать меня, вступились другие:
– Хворые так топоры не кидают! И по канату не лазят, словно белки. Этот словен на себя бури и неудачи наши принял, вот и хворал!
Беловолосый смирился. Все таки когда над тобой одержал верх больной и слабый человек – это одно, а коли он посланник богов, то тогда и обиды нет никакой…
Потихоньку хирдманны разошлись, оставив меня в покое, и лишь немногие изредка косились с интересом. А еще чуть погодя, когда появилась по левую руку каменистая высокая земля, спустили парус и пошли на веслах. Дом был близок, течение сильно, извилистые шхеры, опасные мели и водовороты у каждого фьорда – доверять можно было лишь своей, не раз испытанной сноровке и силе.
Я глядел на дружно сгибающиеся спины, и вдруг стало мне не по себе от долгого вынужденного безделья. Полезли в голову воспоминания да так, что пожалел об ушедшей болезни. Я поднялся и, шатаясь на качающейся палубе, пошел к Ролло. Он не греб и меня увидел сразу – вскинул голубые, пустынные, как морская даль, глаза.
– Я буду грести, – сказал я и удивился. Этот голос был мне незнаком. Хриплый, безучастный, чужой… Не мой голос. Хотя, что осталось моего? Только память, да и ту старался выгнать прочь, чтоб не мешала жить по новому на другой родине. Варяг покачал головой, ответил по словенски:
– Ты слабый. Не выдержишь.
Я удивился. Ярл не понимал очевидного – я и не очень то хотел выжить… А потом засмеялся в дубленое ветром и солью лицо. Зло засмеялся, обидно, словно потешался над непонятливостью варяга, считал себя умнее. То не я смеялся – другой, занявший мое место. Ярл вскинул руку, указал на дальнюю скамью:
– Там.
Соседом оказался беловолосый. Он сопровождал каждый всплеск весла громким уханьем, по гладким еще щекам катились ручейки пота. Оскалившись в улыбке, как хищный зверь, он немного потеснился и, вместо громкого «ух», сказал:
– Мое имя Биер.
Я не ответил. Нечего было ответить, но затевать ссору да оставлять в варяге обиду не хотелось и, налетая на твердое, не желающее теснить воду дерево, ухмыльнулся урманину.
Ярл был прав, упоминая о моей слабости. Узкий, как чрево червя, фьорд качался перед глазами, и я еще продолжал монотонно сгибаться, когда остальные, бросив весла, радостно зашумели, приветствуя жен и детей, выбежавших на берег. У меня в ушах билась кровь, стучала по голове тяжелым железным молотом, не давала расслышать крики на берегу, мешала понять, что варяги пришли домой и можно отлепить ноющие ладони от постылого весла. Биера тоже встречали, но он заметил неладное в моем взгляде, сам оторвал от деревянной рукояти мои руки и торопливо закричал ярла. Вскоре вокруг скучились люди, озабоченно переговариваясь, заглядывали мне в лицо. А я улыбался. Сам не знаю чему. Может, тому, что хоть на время, хоть ненадолго, но забыл все, точно новорожденный ребенок? Не знаю…
Все смотрели на мои руки. Наконец, до меня стало доходить, что, верно, с ними что то не в порядке. Я тоже опустил глаза. И расхохотался. Закаленные в стычках и привычные к крови морские волки с ужасом смотрели на размазанные по рукояти весла клочья мяса! Небольшой порез от Роллового ножа при гребле разошелся и растер куски плоти и кровь по твердому дереву. Я попробовал пошевелить пальцами. В кровавом месиве, словно живые существа, задергались жилы. Раздвигая края разрыва, медленно, сторожко выползла на свет белая косточка. Дико закричала женщина. Я повернулся, не чувствуя боли. Одна из пленниц расширившимися от ужаса глазами смотрела на меня, ее тонкие красивые губы побелели, подбородок трясся, будто не мог удержаться на лице, и ей приходилось постоянно его подтягивать. Белая рука со следами грубо сорванных с пальцев колец указывала на меня, а из темного провала рта вылетали странные слова:
– Хельг гейст! Хельг гейст! Хельг гейст!
«Кликуша», – подумалось устало. Я видел таких где то, когда то очень давно. Вот только не помнил, где…
БЕЛЯНА ..далее 




Все страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279
Hosted by uCozight -->