Процесс контролирования торговых путей получил свое окончательное оформление в результате похода Олега на Киев в 882 г., когда под контроль были взяты все ключевые пункты торговой магистрали (ПВЛ, 1916: 19—27). Подобный контроль, несомненно, должен был заставить торговцев искать новые пути, которые не контролировались. Событием, непосредственно подстегнувшим этот процесс, стало появление в 898 г. на Днепре венгерских племен (ПВЛ, 1916: 25) и несомненно последовавший за этим, может и кратковременный, период прекращения функционирования пути. Видимо, периодом политической нестабильности объясняется и относительное замедление притока на Северо-Запад Руси куфического серебра, которое отразилось в отсутствии кладов в Волховском и Ильменском бассейнах в 870—890-е гг. (Богуславский, 1992: 51—52). Активизировали поиск новой трассы, видимо, арабские купцы после заключения договоров князя Олега с Византией, поставивших русских купцов в преимущественное положение на константинопольском рынке (ПВЛ, 1916: 29—41). В это время имели место достаточно осторожные попытки прохода как по рекам юго-восточного Приладожья, так и по рекам Ильменского бассейна, причем контакты по Волхову были гораздо более оживленные, с выходом на традиционный Донской путь (Ляпушкин, 1963: 153). Таким образом, к самому концу рассматриваемого периода наметилась тенденция непосредственного включения юго-восточного Приладожья в систему трансевразийской торговли, о чем, возможно, свидетельствует появление курганных памятников в бассейне р. Сясь (рис. 1. 2) и новых категорий привозных изделий.
Период 920—950-х гг. можно охарактеризовать как время расцвета Приладожских курганов, когда количество памятников наибольшее (рис. 1: 3) и они крайне многообразны, а материальная культура представлена огромным количеством вещевых находок. На Ладожском поселении в этот период происходят весьма серьезные изменения, дата которых определяется на основе времени разборки пришедшего в негодность обширного сооружения с печью в центре, рассмотренного нами выше, и с возведением на его месте типологически сходного комплекса горизонта Д. Эти события датируются рубежом 920 — 930-х гг. (Рябинин, Черных, 1988: 93—97). Однако, можно говорить об обособленном положении этой постройки в общей системе планировки уровня. Она не только резко отличается по размерам и конструкции от тесно расположенных и образующих регулярную структуру малых срубных жилищ с печью в углу, но характеризуется и иной ориентировкой, соответствующей направлению «большого дома» нижележащего горизонта. Более того, по всей вероятности, в непосредственной близости от нее располагался ремесленный квартал. В «большом доме»,
однако, не зафиксировано следов ремесленной деятельности. Внутри жилища и на настиле, связанном с ним, встречен ряд вещей, указывающих на высокий статус проживающих здесь людей. Но бусы здесь являлись относительно редкой находкой. По мнению Е. А. Рябинина, в этой постройке обитала группа людей, принадлежавшая к тому же социальному кругу, что и торговцы-воины, осевшие здесь в конце IX в. и связанные с международной торговлей (Рябинин, Черных, 1988: 97—98). Однако, период 920—950-х гг. характеризуется отсутствием кладов куфического серебра на р. Волхове и в Ильменском бассейне (Богуславский, 1992: 51—52). Также не известно достоверных находок монет, попавших в культурный слой Ладоги и Новгорода в этот период. Кроме того, возможно сделать несколько замечаний относительно истории поселений Поволховья. В нижнем Поволховье на рубеже 920—930-х гг. происходят значительные изменения, выразившиеся в резком уплотнении застройки Староладожского поселения, придании ей регулярного характера и создании укреплений (Кирпичников, 1985: 25). На поселениях-спутниках, связанных исключительно с сопочными могильниками, почти нет раннегончарной керамики (Петренко, Шитова, 1985: 191). Для верхнего Поволховья следует отметить, что существование таких поселений, как Рюриково городище и Холопий городок несомненно продолжается и в Х в., но имеющаяся хронология не позволяет сделать выводы об их характере в 920—950-е гг. Немаловажно также, что в настоящее время в Новгороде не известно слоев, которые с уверенностью можно было бы отнести ко времени ранее середины Х в. (Археология СССР, 1985: 86). В то же время, в погребениях юго-восточного Приладожья количество и разнообразие привозных вещей достигает максимума (рис. 3). В качестве категорий вещей, для которых можно с той или иной степенью установить источники поступления, необходимо отметить группу скандинавских изделий, или поступивших при посредстве скандинавов, которая остается наиболее массовой; группу вещей, связанных с финским миром, для которой наметились тенденции расширения по сравнению с предшествующим периодом; сильно сократившуюся группу вещей, связанных с территорией Подонья; а также впервые появившиеся группы вещей, связанных с территорией Волжской Булгарии, Подунавья и Византии (Богуславский, 1992а: 160—163).
|
|
ight -->
