— И часто приходится спасать?
— Бывает. Особенно весной или осенью. Шторма. Но и летом случается . . . Однажды приходим в Свирицу. Устали, переход тяжелый был. И вдруг — тревога. Ну, Думаю, не нашли лучшего времени тревогу объявлять. Учебная, думал. Оказалось, настоящая: «Человек за бортом!» Мальчонка ловил рыбу с плотов и свалился в воду. А у нас механик был, Коля. Он сразу прыг на плоты, побежал по бревнам, как плотогон настоящий. Скинул одежду, нырнул . . . Вытащил из-под плота мальчишку. Без сознания уже. Тискали его, тискали, наконец вода пошла из ушей, рта, носа. Открыл глаза, спрашивает слабым голосом: «Дядя, а где моя удочка?» Удочка, видишь ли, его беспокоила . . . Да-а . . . Отец потом приехал, благодарит. Отец-то у него мотористом на катере работал. А дома у него, оказалось, еще семеро . . .
Гриненков улыбнулся, вспомнив, должно быть, мальчонку, потом сказал:
— Ну, это так, случай простой. А бывало похлеще. Как-то раз осенью, навигация уже заканчивалась, лихтер один в аварию попал. Сидит на камнях, не сдвинуть. И не подойти к нему— ни так, ни эдак. Волна большая, метров пять. А по прогнозам погода еще хуже ожидается. Ладно бы только лихтер, так на нем шкипер и шкипер-ша, муж и жена, пожилые уже люди. Снимать их надо, а как? Две ночи вокруг лихтера проваландались, холодно, вот-вот шуга пойдет, ветер, топливо на исходе, ребята голодные. Связались с берегом. «Нет, говорят, у нас судов для такой погоды». Вертолетчики тоже не могут — не зависнуть над водой: ветер сильный. Радируем в Ленинград — как быть? «Если обеспечите безопасность— снимайте. На вашу ответственность»,— отвечают. «А на чью же еще, думаю, не на вашу же!» Словом, все отгородились. Ладно, снимать так снимать. Крикнули шкиперам о решении. Те ушли в каюту посовещаться. А вдруг не захотят прыгать — как тогда быть? Нет, вышли. Приоделись, с узелками в руках. А мы на волнах пляшем, сблизиться не можем. Я уж ребят взял покрепче, брезент разложили на всякий случай. Подхожу осторожно кормой. Подгадали, когда лихтер и мы на одной волне поднялись, крикнули: «Давай!» Старик прыгнул, его подхватили . . . Ничего, только ногу зашиб. А старуха чуть за ним следом не бросилась. Ну, ее, конечно, обложили, сгоряча-то . . . Глупая баба, не соображает, что тут только мгновение, когда прыгать можно. Снова зашел кормой, опять волну подгадали. Старуха-то легонькая, как перышко,— пф! — и полетела. Ее тоже поймали . . . А через день мне говорят: у старика нога распухла, встать не может, перелом. Но все обошлось. Шкипера в больнице обследовали. Никакого перелома не было, обыкновенный ушиб. Через пару дней встал.
Раз «Рыбачий» спасатель, то ему разрешено плавать по Ладоге в какую угодно погоду — хорошая остойчивость и другие мореходные качества буксира позволяют. В документах так и сказано: «без ограничений». Далеко не каждому судну даются такие привилегии, и это «без ограничений» составляет предмет особой гордости молодежи «Рыбачьего». Я не единожды слышал, как кто-нибудь, сравнивая повстречавшиеся с «Рыбачьим» суда, обязательно ввертывал с оттенком превосходства: «Вон ОТА, при пяти баллах его уже на озеро не пустят, а мы — когда хочешь, без ограничений». И правда, ОТА (озерный толкач-автомат) и крупнее, и современнее, чем «Рыбачий», а вот поди ж ты, до пяти баллов . . .
Разумеется, «Рыбачий» оснащен современной аппаратурой для движения в любое время суток, как, впрочем, и другие суда. Раньше было лишь радио, теперь к нему прибавился локатор, без которого трудно обойтись, особенно осенью, в густые туманы.
Но что аппаратура без живого человека? Груда металлических ящиков, начиненных проводами и диодами. Чтобы тянуть за собой воз во всякую, в том числе и штормовую, погоду, чтобы прийти на помощь терпящему бедствие судну и вызволить его из беды, нужен сильный и отлаженный механизм команды. И капитан. Его опыт, самообладание, мужество . . .
Династия Гриненковых
Он почти все время на капитанском мостике или в рубке. Спокойный, ироничный и всевидящий. Рубка — второе после кубрика место, где любят собираться члены экипажа. Потолкуют о том о сем, покурят, выяснят какое-нибудь умещающееся в клетку словцо в кроссворде, разойдутся. Потом, глядишь, опять здесь народ. Капитан не курит, но в разговорах охотно принимает участие. И по вечерам, до глубокой ночи, после того, как выключат телевизор, обсуждают увиденное тоже в рубке. Нередко среди разговора Юрий Павлович вдруг произнесет озабоченно:
— Что-то мигалки не вижу . . . Все замолчат, вглядываясь в черноту ночи.
— В той стороне должна быть.
— В той-то в той, а где? ..далее 

ight -->