Михаил Ирвин, Андрей Островский, Владимир Исаков. Ладога. Писательские раздумья |
|||
|
|||
Некоторое время мы идем молча. Впереди, слева от дороги, скоро показывается гигантская старая сосна. Как написано на табличке, установленной рядом за аккуратным барьерчиком, возраст богатырского дерева около четырехсот лет. — Вот такой у нас лес,— улыбается Татьяна Николаевна.— Это, как мы ее называем, сосна-великан. Дальше по дороге будет другая старая сосна — шишкинская. Говорят, под ней часто сидел художник Шишкин. Ну, а вообще на Валааме много деревьев, посаженных когда-то монахами. Дубы. Кедры. Пихты. Лиственницы . . . Это считаются у нас реликтовые насаждения. Все они на учете. На каждое дерево есть паспорт. Между прочим, что удивительно: все эти деревья прекрасно чувствуют себя здесь. Вот, например, кедр. Он тут дает множество орехов. Бывали очень урожайные годы — семьдесят шестой, семьдесят восьмой. Кедры тут полностью освоились. Я находила в лесу даже молодые деревца. Может, сойки разносят семена. Может, белки. Мы идем дальше. Волкова на минуту задумывается и негромко, словно размышляя на ходу, продолжает: — Где тут было особенно много посадок? На центральной усадьбе. На игуменском кладбище. Вот, в Белом скиту. Каких только пород нет на Валааме — и кедр, и дуб, и пихта, и вяз, и клен, и ясень. Кустарников очень много. Сирень венгерская. Туя. Можжевельник. Вот аллеи стоят по всему острову — дубовые, пихтовые, лиственничные. В последние годы они заметно редеют. За ними же надо ухаживать. Обрезку кроны делать. Сухие сучья убирать. Видимо, надо и почву рыхлить, и удобрения вносить. Ведь этим деревьям не год, не два, а сотни лет. Питательных веществ уже не хватает. Ну, и потом — пора бы как-то подсадку делать, чтобы все это сохранить. Нужны специалисты, нужен хороший питомник, теплицы . . . Небольшую тепличку, которая есть в лесничестве, я уже видел. Лесники сами собирают семена, высевают их. Например, дуб на островах приживается очень хорошо. Но судьба этих саженцев тем не менее часто оказывается печальной. Как-то лесники высадили четыре тысячи маленьких дубков. Вырастили их из своих валаамских семян. Прижилось все прекрасно. Сейчас этой роще было бы, наверное, уже лет пятнадцать. Но никакой рощи нет. Все молодые дубки съели лоси. При упоминании о лосях голос Татьяны Николаевны начинает даже дрожать: — Лоси — просто бедствие на Валааме. По норме на таком острове может жить . . . ну, пять-шесть лосей, а их тут собралось сейчас сорок штук. Откуда они взялись? В тысяча девятьсот семьдесят третьем году был большой переход с материка. Шли прямо партиями — по семь, по одиннадцать штук. И в первую же зиму сразу много попортили. Вот, скажем, Предтеченский остров. Там была прекрасная пихтовая аллея. Как они ее погубили. Окольцевали кору, и все. На Белом много пихты было заедено. И так теперь каждый год. Татьяна Николаевна останавливается и отходит с тропинки в сторону. — Вот рябина. Был бы хороший корм для птиц. Вся объедена. Можжевельник — тоже объеден. Клен — тоже. А в лесу что делается . . . Подроста сосны совсем не стало. Съедают. Елку вот не едят — она одна и растет. Пожалуй, так на Валааме сосны и совсем не будет. Все лоси стригут. Мы выходим к заливу большого живописного озера Сисиярви. На поляне у озера, но соседству с трехствольной шишкинской сосной, так и хочется сесть, не спеша оглядеться, впитать в себя это умиротворенное состояние валаамской природы. Благо, есть и скамейка. Но, подойдя к ней, мы останавливаемся и с болью смотрим на обезображенный пятачок земли. Все кругом усыпано битым стеклом. Тут сидела очередная компания туристов с теплохода . . . ..далее