Гриненков выходит на мостик, острым глазом нащупывает далеко-далеко еле заметный вспыхивающий и гаснущий огонек буя.
— Вот он . . . Все правильно, там и должен быть . . . Глядя на Гриненкова, я думаю о доле капитана. Неустроенная в общем-то жизнь, если подходить к ней с меркой сухопутного человека. Покоя нет. Спит урывками, то днем прихватит час-другой, то под утро уйдет в каюту. Ест быстро, торопится обратно на мостик. В штормы — отчаянная качка, холодные брызги . . . Семья (у Гриненкова жена Галина, синоптик по профессии, и двухгодовалый сын Павлик) летом его практически не видит. Каждое лето без исключения — от льда до льда! Каюта рядом с рубкой становится вторым домом, и неизвестно, какой дом считать основным: в Петрокрепости, где у него небольшая квартира, или здесь, на «Рыбачьем»,— шутка ли, семь, а то и восемь месяцев в году он в каюте!.. Конечно, у капитана есть старший помощник (у Гриненкова надежный), на которого можно переложить часть забот, но какой настоящий командир не будет держать под контролем все без исключения в своем хозяйстве? Особенно на воде. Ответственность-то и за судно, и за людей, и за груз на нем, на капитане!
Пароход должен быть в полном порядке. И баржи. Не дай бог трюмы лихтера засыплют неравномерно — появится крен, а крен может привести к аварии. И закрепить лихтера следует так, чтобы не рыскали, не мотались за кормой из стороны в сторону. Тоже чревато неприятностями . . . За всем глаз да глаз, за каждой мелочью . . .
Что же держит людей на этой работе? Деньги? Нет, конечно. Деньги обыкновенные, на любом заводе можно заработать не меньше, если не больше, и без лишений, без такой ответственности. Значит, не материя, а нечто другое, из области духовной. Так что же? ..
Гриненков привык к своей жизни, другой не мыслит. С рождения он здесь, на Ладоге, и корни семейные пущены глубоко в приладожскую землю.
Прадед Юрия Павловича, Антон Гриненков, жил в Мартыновке за Пашой, занимался тем, что проводил по каналам барки. Паровых судов было немного, бурлаки уже исчезли, их заменили лошади. Так, конной тягой и протаскивали тяжело груженные баржи по каналам, поделенным на участки. Железные тумбы на берегах, сохранившиеся до сих пор, напоминают о том времени. А было это давно, в самом конце прошлого века и в начале нового. Продолжал дело отца — сын, Александр Антонович.
Другой дед, по материнской линии, дед Никита, тоже из этих мест. Жил в деревне Емской, на берегу Паши, строил соймы, полусоймы, трешкоты, лодки . . . Содержал большую семью — одиннадцать душ. Но остались от нее два сына и дочь. Они расселились, разъехались, однако не слишком далеко, по тому же Приладожью.
Семья Гриненковых обосновалась в Свирице. Мать Юрия Павловича и по сей день живет там. Отец, Павел Александрович, умер несколько лет назад, проплавав всю жизнь на пароходах по Ладоге, Паше, каналам. Был он капитаном и буксиров, и пассажирских лихачей. Во время войны, когда весь вспомогательный флот мобилизовали, он командовал буксиром «Хасан», приданным третьей морской бригаде. За успешную переправу танков под огнем противника во время наступления наших войск отмечен медалью «За отвагу», был одним из первых в пароходстве награжден орденом Ленина. И другие ордена украшали его грудь. В числе семейных реликвий у Гриненкова хранится карточка: отец, молодой, веселый, вместе с другими капитанами сфотографирован с Н. М. Шверником и тогдашним наркомом речного флота 3. А. Шишковым. В Кремле снимок сделали, когда отцу вручали орден Ленина.
И конечно же в семье и при гостях постоянные разговоры о судах, капитанах и механиках, воспоминания разных случаев коварства Ладоги, трагических и комических, о находчивости и оплошности людей . . . Каких только эпизодов не накопится за жизнь у бывалого человека! И как тут сызмальства мальчику не пропитаться насквозь влажными ветрами ладожских просторов, буйством стихии, духом неустрашимости лихих капитанов!
Летом отец брал Юру с собой в плаванье. Мальчик еще не мог дотянуться до штурвала, но уже знал, что такое компас, лёгость, кнехт, сколько гудков подают, когда отваливают от пристани или, наоборот, пристают . . . Теплоход был пассажирский, новенький, весь окрашенный в радующий глаз белый цвет, с надраенными до блеска медными поручнями. Названия у него не было — номер: 102. Ходил он из Свирицы вверх по Паше до Рыбежно и обратно. Народу всегда на нем было много, шли с музыкой, весело. И сердце мальчугана не покидала гордость за корабль, который казался ему и самым большим, и самым красивым, но еще больше оттого, что самый главный на теплоходе — его отец, капитан!
А потом началась война. Гриненкову-младшему было тогда от роду десять лет. Войну он встретил в Свирице. Кое-что осталось в памяти о той страшной поре. Огромное скопление людей, нахлынувших в поселок, самых разных судов, которых раньше не видел, — канонерские лодки, тральщики, морские охотники, буксиры; темнота по вечерам — окна в домах затемнены; вой немецких самолетов, треск зенитек . . . Фронт проходил рядом, в семи километрах.
Вскоре уехал Юра с тремя сестрами на родину к матери, эвакуировался в деревню Емскую, за тридцать километров от Свирицы. Там было голодно, но поспокойнее, хотя тоже от фронта километров восемнадцать. Жили у тетки, учились в школе-интернате. Войну там и прокуковали. ..далее 

ight -->