Михаил Ирвин, Андрей Островский, Владимир Исаков. Ладога. Писательские раздумья |
|||
|
|||
— Вот видите, — не выдерживает Татьяна Николаевна. — Стараешься, делаешь, а в благодарность . . . Я уж не говорю, сколько леса вытоптано. А пожары! Как вспомнишь лето семьдесят третьего года . . . Тогда на Валааме был один страшный день, когда сразу началось три пожара. Первый лесники обнаружили на одном острове в районе Оборонного. В лесничестве в тот год не было еще ни катера, ничего. Пока туда добрались, там уже высадился десант с самолета. Кругом был огонь, в земле рвались старые снаряды, оставшиеся с войны. Как оказалось, туристы жгли здесь костер и оставили тлевшее бревно. Потом загорелась трава. По траве огонь перекинулся в лес. Так выгорел почти весь остров. В тот же день загорелся лес на самом Валааме. Тридцать седьмой квартал — одно из тех глухих мест, о которых как раз рассказывал Свинцов. Лес там растет между валунов, скал. Две недели, днем и ночью, жители Валаама тушили этот пожар. Сгорело тогда более десяти гектаров. Третий пожар был поменьше, но тоже стоил немало нервов и сил. — Пожары на Валааме — страшное дело, — говорит Татьяна Николаевна. — Кругом скала. Сушь. Дождь пройдет, и даже не чувствуется. А тут в лесу тысячи людей . . . Кто курит, кто костры жжет. Если бы еще только туристы. А то начиная с пятницы из всех прибрежных городов — из Сортавалы, Питкяранты, Лахденпохьи — на выходные все едут на лодках на Валаам. Яблоку негде упасть. Вот только и смотри. Мы вообще-то не разрешаем разводить тут костры. Поэтому чуть где дымок — подъедешь, предупредишь. В основном люди понимают. Мало таких, которые . . . Но бывало — могут и обругать, и ружье наставить. Мы вышли на небольшой пригорок, с которого далеко виднелся прекрасный, желтый с зеленым, освещенный солнцем сосновый лес. — Вообще с приемом туристов тут, по-моему, пока не очень продумано, — продолжала Волкова. — Вот ленинградские теплоходы. Приходят они сюда утром, уходят вечером. У людей в распоряжении целый день. Ну, три часа у них экскурсия. Остальное время, если уж правду говорить, у них тут пикники. Подает пример, кстати, сама же команда теплоходов — жгут костры, жарят шашлыки. А можно ведь сделать так: побыли, провели экскурсию — на теплоход и куда-нибудь на соседний остров, на зеленую стоянку. Хотя бы, скажем, на Пилатсари. Там, кстати, прекрасный пляж . . . Под эти разговоры мы незаметно приближаемся к Белому скиту. Слева, как-то неожиданно здесь на севере, начинается дубовая роща. Дорога поднимается в гору. Сквозь деревья, пока еще неясно, просвечивают белые стены, давшие название скиту. Дубовая аллея, обступившая дорогу, приводит к воротам и расходится по сторонам полуразрушенной белой ограды. Внутри ограды, на зеленой поляне, в окружении кленов, пихт, дубов, кедров, стоит такая же белая церковь, молчаливо притихшая в обступившем ее лесу. Тут же на крошечной территории — кельи, сады, огороды, колодец, выложенный камнями пруд. Мы входим в ограду скита, бродим по заросшим тропинкам, стоим в заглохшем саду. — В шестьдесят втором году, когда я приехала сюда, тут белая пена была, — вспоминает Волкова. — Все цвело. Яблони прекрасные были. Ирга. Крыжовник. Смородина. Клубника. Вот здесь, за южными воротами, вишневый сад рос. Там, в домике, сторож с женой жили. Они тут пчел держали, ухаживали за всем. Вишни эти я еще сама ела. А потом как-то все одичало. Сторожа не стало. Мы так просили отдать этот скит лесничеству. Так нет . . . Татьяна Николаевна хмурится. ..далее