Михаил Ирвин, Андрей Островский, Владимир Исаков. Ладога. Писательские раздумья |
|||
|
|||
Подросли малость. Снова сели за парты, уже в Сви-рице. У Юры пушок над губой пробился, за плечами неполное среднее образование — восемь классов. Что же дальше делать сыну речника? Конечно, плавать! Какие еще могут быть сомнения? Но отец хотел, чтобы сын учился рисованию: у Юры открылись способности, любил рисовать и в школе на пару с приятелем неизменно выступал как художник стенной газеты. — Собрал я мазню свою, напоследок рожу еще свою изобразил — в зеркало смотрел и малевал,— рассказывал, посмеиваясь, Гриненков,— и дунул в Ленинград, в художественное училище, возле Смольного. К экзаменам допустили. Сдал. Зачислили, а жить негде — общежития не было. Так и вернулся несолоно хлебавши . . . Между прочим, дружок мой школьный тоже туда подался, но не прошел. Но он понастырнее был: устроился на подготовительные курсы и на работу в рыбный магазин, продавцом. Потом поступил-таки . . . Так и крутит молодыми судьба. Стал Юра Гриненков учиться на токаря. Выучился. Но вода по-прежнему манила с необъяснимой властностью. Хотел было поехать в Койвисто (Приморск) — в училище, на курсы механиков. Но отец не пустил: далековато от дома. «Поработай пока токарем,— сказал,— а раз уж хочешь плавать, сам тебя пристрою». И пристроил — матросом на четырехсотсильный буксир «Рига» к товарищу своему, капитану, Александру Ивановичу Кононову. И Юра его хорошо знал: Кононов в свое время был помощником у Гриненкова, на том самом сто втором . . . Три навигации проплавал Юра на «Риге». За это время стал рулевым, а потом и третьим помощником капитана. Была раньше такая должность. Под руководством опытного, знающего свое дело капитана третий помошник приобретал премудрость руководства судном. У Кононова Юра многому научился, заложил фундамент всей своей будущей флотской жизни. Потом «Ригу» поставили на переоборудование: паровую машину долой, на ее место — дизель. Дело это небыстрое. Пришлось перейти на другой буксир — «Камчатку», тоже озерный паровик, к Михаилу Матвеевичу Грашкину. У Грашкина тоже учился. Был Михаил Матвеевич капитан лихой, практик отменный, не лишенный честолюбия, знал Ладогу как свои пять пальцев. А потому решался проходить с плотами по шхерам, где другие не рискнули бы. Но риск держался на знании. Если Грашкин сомневался в чем-то, то сам чуть ли не своими руками промерял дно. И протискивались. Этой своей напористостью, удальством вызывал капитан у молодежи и восхищение, и уважение. Вот это капитан! Где хочешь пройдет! И Грашкин поддерживал то, что называется честью капитана. С Михаилом Матвеевичем Гриненков работал и делил хлеб-соль семь навигаций. Дорос до первого помощника. К тому времени закончил речное училище. Проплавал старпомом навигацию на сухогрузе «Видлица», переделанном из лихтера. И тут ему повезло с капитаном. Им был отставной военный капитан первого ранга Аркадий Алексеевич Жуков. Вот и получилось, что все капитаны, с которыми плавал Юра, были людьми незаурядными, личностями, с глубокими знаниями — только черпай пригоршнями,— и еще немаловажно: имели они характеры крутые, сильные, в самый раз для становления на ноги молодого человека. И вот к концу подошли ступеньки учебной лестницы. Год стажировки на «Челюскине», после училища, еще год старшим помощником капитана Родионова на «Рыбачьем». Когда Родионов уехал в Петрозаводск, на капитанский мостик поднялся Гриненков. И с тех пор двадцать второй сезон, без малого четверть века, на этом буксире, ставшем родным. «Рыбачий» был тогда совсем новым судном, имевшим за кормой две навигации. Ходил на печорском угле. Построили его по всем правилам тогдашней науки и техники, кое-какие процессы автоматизировали. Но на беду, по-видимому, где-то в машинном отделении были допущены конструктивные просчеты, потому что автоматика-то как раз и барахлила, давление пара в котлах поднималось медленно, а посему мощности «Рыбачьему» не хватало. Бывали конфузы при всем честном народе, когда буксир подходил к берегу и вдруг беспомощно останавливался, не дойдя до пирса. Нужно было срочно поднимать давление. Пока «Рыбачий» стоял, дымил, его сносило ветром. Это вызывало улыбки, смешки и ядовитые замечания у бывалых речников. Вот в какой переплет попал молодой капитан. Ладно насмешки — неприятно, но куда ни шло, стерпеть можно. Хуже другое: раз «Рыбачий» баржи не тянул, то где ему было вытянуть план? Кто из команды пойдет к отстающему? И шли к Гриненкову с неохотой. Как-то раз Гриненков встретил Сергея Александровича Киселева, механика, мужика толкового, дельного, с большой практикой. Сказал: — Давай ко мне на «Рыбачий». У меня отец вымпелы брал. И мы сможем . . . Киселев засмеялся: — Тебе не механика надо, а корабельных дел мастера: мачты ставить и паруса прилаживать. ..далее