Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
Во мне ненависти не было, даже злости на Князя не держал. Не обидел он меня ничем, просто вышло так, что придется мне на его ладью напасть. Боги все видят, знают – не смог я иначе, простят… – Я все таки помогу вам, – настойчиво повторила Васса. Что неймется девке? Ей бы холить свою редкостную красоту и суженого ждать, а она заладила, словно кукушка, – «помогу да помогу». – Не нужна нам твоя помощь! – Неужели Беляна? Хрипло и зло закричала, словно ворона закаркала. Лицо налилось багрянцем, глаза злые, а в глубине – страх. Чаще всего люди со страху кричат, только чего ей то бояться? И тут смекнул. Красоты Василисиной страшилась Беляна! Опасалась, что не устоит перед прелестницей Чужак. Вот уж впрямь – все у девки любовь на уме. На смерть идет, а о сопернице думает. Хотя… – А ты, Беляна, никак с нами собираешься? – Хотелось бы мне успокоить ее, уговорить ласково, так ведь не послушает, ради ведуна, не меня, – гору свернет с пути. – Драться не умеешь – того гляди, своего вместо чужого прибьешь. Нет, ты нам не помощница, лишь помеха. Запылали карие глаза, зыркнули на меня не добрее, чем на Вассу: – С собой не возьмешь, одна пойду! Ты мне не указ! Сам волю дал. – Тогда и ты мне не указ что делать, что не делать, – встряла Васса. – Я с рождения свободная была, ни под кем не ходила. Вот тебе и птичка невеличка, а клюет не хуже ястреба. Беляна даже растерялась, смолчала. Зато у Лиса голос прорезался: – Две девки, старуха да припадочный – хорошо войско! – А меня не считаешь? – приободренный возможностью вызволить Чужака, спросил Медведь. – И меня. Стрыя я и впрямь не считал, уж больно лихо он противился всем нашим планам. Я удивленно вскинул голову. – А что, – огрызнулся он, заметив мое недоумение, – прикажешь брата с сестрой на такое дело одних отпускать? – Да нет, – мне не хотелось ссориться. – Пара лишних рук нам не помешает. – И на том спасибо, – кузнец повернулся к горбунье, – говори Неулыба место. – Не спеши, – она встала, принялась вытаскивать из под полока плотно увязанные тряпицами горшочки. – Дам я вам снадобья, от которого сил прибавится да сон вещий придет. Во сне каждый себя увидит и место, где ладья Княжья остановится. А покуда не мешали бы вы мне… Беляна смекнула, молча вышла. За ней потянулись и остальные. Богам наша затея не нравилась. Хмурилось небо, ни одна звезда не смотрела с высот. А может, наоборот, скрылись, чтобы не выдать нас Меславову вещему оку случайным всполохом? – Спел бы, Бегун? – Нет. Впервые на моей памяти отказался Бегун петь. Плохо дело, когда даже такому, как он, песня на уста нейдет. Плескалась за ольховником Мутная, и померещился мне за черными руками кустов гладкий бок Меславовой ладьи. Страх пробрался в душу. Я настоящую ладью лишь издали видел, а уж как лезть на нее да еще при этом драться и вовсе не знал. Показалось затеянное нелепым, невозможным. Так и подмывало подняться, стряхнуть наваждение и очнуться от морока, невесть кем насланного. ..далее