Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
Неугомонный Лис полез на полати, сбросил оттуда ворох мохнатых истертых шкур. Пыль с них удушливым столбом к потолку взвилась – Хитреца с глаз долой скрыла… Показался он еще меньше да старей, чем раньше, и от этого защемило глубоко внутри, там, куда не в силах рассудок дотянуться. – И для кого здесь добро лежит? – удивился Лис – Тут и не ходит никто. – Мы то зашли, – заметил Славен, потихоньку вещички мокрые, что в Тигоде замочили, возле печи раскладывая. Лис плечами пожал, но спорить не стал. Не должно простому болотнику с сыном Старейшины спор вести, хотя ничем Славен других не лучше был. Молодой, статный да сильный – но и Лис, и Медведь, да и я сам тем же похвастать могли. Не знай я его раньше, так и не поверил бы, что он – из нарочитых. Разве только по одежде видать было. У него даже на ноже золотом вензель Рода был выбит, а короткая рогатина с острыми костяными концами вся изрезана была именами предков могущественных. Простой парень о таком оружии и мечтать не смеет. – Куда, думаешь, он собирается? – оторвал меня от размышлений Хитрец, указал глазами на Чужака. Тот разложил уж свое тряпье рваное в самом темном углу да, пустой бадьей покачивая, помышлял за водой пойти. Неужто даже лес темный Волхский его не страшил? Хотя чего ему бояться – капюшон свой скинет – любой зверь сам от него в страхе побежит… Нелюдь он… Я зябко поежился. Хитрец дождался, когда дверь за Чужаком закроется, и зашептал торопливо: – За водой в этакую темень обычные люди не ходят. Ведьмина порода! – Не ворчи. Помоги лучше, – одернул его Славен и на столе телятину со значками да пометками растянул. Кто ту телятину расписывал, не знаю, а были на ней и деревья разные маленькие нарисованы, и болото лягухами помечено, и реки длинными змеями вились, и озера лужами округлыми разливались, а в самом низу, возле сплошного пятна темного, горделиво большой дом стоял, сразу видать было – Ладога! Хитрец подошел на зов, посмотрел, помычал и изрек умно: – Здесь идти надобно. Морщинистый палец прочертил на бумаге извилистую линию. Наследник поморщился, будто горькой репы вкусил… – Почему ж не напрямки? – Это добрый путь, тореный… Тут пойдем. – Ты советуй, да не указывай! – рявкнул Славен. Хотелось ему властью вверенной потешиться, да Хитрец всерьез разобиделся – лицом окаменел, губы бесцветные жесткой полосой стянул. Не ждал, видать, упрямства такого от мальчишки, годами в сыны ему годящегося. Теперь со стариком спорить – себе дороже встанет. Я как то раз пробовал. Это как с трясиной болотной тягаться – чем сильнее дергаешься, тем быстрей засасывает. Он отступаться от своего не хотел, доказывал упрямо: – Горелое печище – место недоброе! Недаром его сожгли. Злое место! – Чего же злого в нем? – Не знаю! – Ну, тогда и спорить не о чем! Славен откинулся назад, принялся телятину сворачивать. Медведь вылез из за его плеча: – Дай – гляну. ..далее