Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
– Вот и все… – Чужак сел, обхватил голову руками, уронил ее на колени. – Все… – Неужто теперь никогда вернуться не сможешь? – пожалел его Бегун. – Может, и не ходить тебе на эту… В общем… Как ее… – Кромку, – услужливо подсказал Медведь. Волх поднял на них глаза, радужные всполохи пробежали по лицам, озарили их ярким светом. – Чужой я здесь… Словно и не был… Если притворялся он, то так мастерски, что даже я ему поверил. Ненадолго, правда, но поверил… Медведь, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, спросил: – А что теперь то делать? Прыгать через эти ножи, что ли? – Нет, братец, меж ними проползать! – Лис шутить не перестал, а по глазам видно было – трусил. Зверя никакого не боялся, самого волха приструнить смог, а перед неведомой судьбой трусил. От страха и шутил… – Перешагнуть просто… – Волх взглянул на небо. Оно уже розовело – клонился день к вечеру, терял краски. – Как тень от предателя с братьями поравняется, так и перешагивай… – Какого предателя? Какими братьями? – не понял Эрик. Они с волхом редко говорили – не сразу вековая вражда забывается, но все же не было меж ними былой ненависти. Вот и теперь ньяр спрашивал доверчиво, дружески. Чужак с ответом не задержался: – Тринадцатый нож, под елью воткнутый, – предатель. Едва мы перекинемся, он веткой прикроется, а как третье время выйдет – вовсе из земли вылезет. – Почему? – Предатель он. Вырвется из земли, закроет нам обратный путь. Кто через тринадцать братьев перекидывался, тот через тринадцать и обратно ворочаться должен. А ежели сей нож злой человек отыщет да в прежнюю лунку воткнет, будет он над нами могучую власть иметь… Потому и скрываю его под елочкой, чтоб не полонил никто… Тонкая тень от ножа предателя медленно ползла к рукоятям горделиво выстроившихся в рядок ножей братьев. Стала она тонкой полоской… Вот чуть подвинулась… Вот еще чуть… Вот уж почти сравнялась с ними… Медведь вздохнул, закрыл глаза. Я их тоже закрывал, когда мальчишкой перекинуться пробовал, а теперь все хотел видеть… Все… – Пора! – Волх зацепил ньяра за руку, рванул за собой. Эрик, уж на что вертким уродился, а от неожиданности кубарем перевалился через ножи следом за Чужаком. У меня вдруг помутилось в глазах, ноги сами потянули к заветной черте. Толкнул кого то, переступил… Солнце ударило по зрачкам закатным бликом, ослепило, покрыло весь мир ярким белым светом. Боль пронзила бок, вывела из забытья. Почуял – падаю… – Прости, Олег! – Медведь, стоя надо мной, протягивал руку, хотел помочь подняться. – Не со зла я тебя ринул. Сам не знаю, как вышло. Уж больно ножи близко воткнуты – не переступить, чтоб никого не задеть! – Ладно тебе… – Я ухватился за протянутую руку, огляделся, поднявшись. Все было по прежнему – и орешник тот же, и ели те же, только стояли мы теперь с другой стороны от ножей. Как то теперь Чужак все объяснит? Неужели наши своим глазам меньше поверят, чем его объяснениям? Лис сообразил первым, завертел головой, расширил глаза: – Где же твоя кромка, волх? ..далее