Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
– И ты чуешь… Я чуть не подпрыгнул, обернулся. Стоял за моей спиной Чужак, смотрел внимательно: – Неужто чуешь?! Кто волха поймет? Другой поздоровался бы, о делах расспросил, о доле, два года меня по морям гонявшей, а он… – Чужак! – радостно завопил уже проголодавшийся и уставший от ожидания Медведь, облапил ведуна. – Где ты был? Мы тебя, почитай, с утра дожидаемся! – Вот и дождались. – Волх мягко высвободился из его объятий, отступил на шаг, словно присматриваясь к старым знакомцам. Я редко его без капюшона видал, да и в странствиях не вспоминал – не до того было, потому, видать, и запамятовал, как красив волх. Портила его лишь ранняя седина и чудные глаза. И он меня рассматривал. Необычно рассматривал – не лицо разбирал, душу наизнанку выворачивал. Казалось, ищут что то во мне его глаза, щупают сквозь тело и не находят… – Так и продержишь гостей на дворе? Не пугало я перед ним стоять и дожидаться, пока налюбуется, не для того пришел! – Ведогон… – склонив голову, прошептал волх. – Взял таки над человеком верх? Перешел с кромки… Я не понимал. Да и не хотел понимать. Хватает дел и без ведуна с его причудами. Ждала дома Беляна, ждал Рюрик, ждали вой… – Как твое имя, ведогон? – неожиданно спросил Чужак, выбрасывая вперед левую руку. Пальцы на ней вытянулись, будто выросли даже, коснулись моего лба. Огромные вопрошающие глаза вспыхнули радугой. Завертелось стремительной синью небо, колесом закрутились знакомые лица, зазвенели в ушах сотни колокольцев… Я и сам не понял, как отворились губы, замычали: – О о оле е ег… – Худо ему! – Лис оторвал ледяные пальцы ведуна от моего лба. – Прекрати! – Славен! Славен! – Бегун шлепнул мне на щеки снежные лепешки, затряс за грудки. – Славен! Чужак покорно отошел в сторону, покачал головой: – Нет больше вашего Славена. Сгорел весь, а что осталось от него – ведогон сберег и на родную землю доставил. Может, и доброе дело он сотворил, но не место духу средь людей… Снег начал таять, потек мне за шиворот. Ох, Чужак, Чужак… Не тронуло тебя время. Как был упрям, так и остался упрямцем. Какой же из меня ведогон – дух бесплотный? Человек я, а коли мерещится тебе, будто нет во мне ничего человеческого, то проверить легко – пустишь кровь да увидишь, какая она теплая… Валландский снег от нее таял, дымился… Волх засмеялся, будто мысли прочел: – Ладно, ведогон ты слитый иль нет, а коли хочешь человеком жить – живи. Я до сей поры тоже не там сидел, где должен был… ..далее