Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
– Больше от нее ничего не добьешься. – Лис отступил к огню, присел, обогреваясь. – Да отпусти ты ее! Он махнул рукой, и Медведь разжал крепкие объятия. Продолжая бормотать, манья выскользнула в дождь, совершенно забыв о нас. – Зато, – поспешил утешить Беляну Бегун, – мы теперь наверняка знаем – Чужак где то рядом. – После встречи с маньей колдуны не выживают. – Беляна присела возле Лиса, тоже потянула к огню бледные руки, покрытые пупырышками гусиной кожи. Теперь по ее щекам катились настоящие слезы. – Маньи считают, будто верный способ найти убитого ею ребенка, это допросить колдуна. А в допросах они мастерицы. Те люди, что Чужака похитили, нарочно манье на него указали. Пока он в мучениях умирает, они уже далеко уйдут. – Наузы против чародейства… – Бегун покачал головой. – Вот почему Чужаку с ними было не справиться… – Вы как хотите, а я искать пойду, – решил Медведь и, пока никто не успел его остановить, полез наружу. – Опять… – хмыкнул Лис, устремляясь за братом. Теперь мы не просто прислушивались к звукам, а уже испробованным способом спускались в каждую нору, шарили по темноте руками, распугивая невидимых пушистых зверьков, похожих на крыс, и звали, звали, звали… Нашла ведуна Беляна. Я не заметил, как, отстав от нас, она пролезла под наросший над одним из влазней куст, и вдруг услышал громкий отчаянный крик. Так голосят бабы по покойнику, и сердце у меня сжалось в дурном предчувствии. Меньше всего на свете желал я видеть Чужака мертвым, однако ноги послушно понесли меня к Беляне. Посреди землянки, куда она забралась, было вкопано толстое бревно. Привалившись к нему спиной, сидел Чужак. Его изодранный в клочья охабень валялся в углу, глаза скрывались за рассыпавшимися в беспорядке седыми прядями, а голова безжизненно свешивалась на грудь. Руки Чужака были плотно прикручены к столбу, словно обнимая его сзади. Плечи и грудь расчертили тонкие рваные раны, точно громадная кошка рвала его тело. Капли крови, выползая из них, скатывались на уже намокший пояс, поддерживающий холщовые штаны. Лис, поспешно вынув нож, ловко начал резать веревки, стягивающие руки ведуна, а Беляна, сглатывая слезы, откинула с его лица белую прядь и нежно провела ладонью по закрытым глазам. От ее прикосновения ресницы ведуна затрепетали, и веки медленно, с трудом поднялись. – Живой! – закричал я и больше ничего не успел сказать, потому что в глубокой синеве Чужаковых глаз разноцветными огнями полыхало безумие. Меня обжег неведомый безрассудный гнев на тех, кто посмел совершить такое с ведуном. Затем гнев, разгораясь, перекинулся на стоящих рядом людей, на весь этот жестокий и бессмысленный мир. Теперь не в глазах ведуна полыхал пожар, а моя душа, объятая пламенем, требовала крови. Много, очень много крови. Остатки разума приказывали мне: беги, спасайся, уходи… Но желание убивать оказалось сильнее, и рука привычным жестом вытянула рогатину. Словно в дурном сне, я увидел перед собой озверевшее лицо Медведя. На его губах пузырилась пена, но я не боялся, знал – моя ярость сомнет его силу и как вихрь понесется над его бренными останками. Я размахнулся… И гнев неожиданно пропал… Мгновенно, загадочно, как и появился… Недоуменно я уставился на занесенное для удара оружие. Медведь, стоя напротив, вглядывался в меня, словно впервые увидел. – Что с вами?! – Лис вклинился между нами. – С чего вы вдруг сцепились? Он не понимал, как мы были близки к убийству друг друга, но обнаружив, что все обошлось, недовольно забурчал, опуская вновь закрывшего глаза ведуна на землю: – Словно спятили. Кинулись друг на дружку, точно волки при дележе. – Это он!!! – Беляна догадалась, в чем дело, и быстро набросила на лицо Чужака его же рваную срачицу. Молодец девка! Но какая же сила в Чужаке гуляет, если он одним взглядом может породить смертную ненависть?! Такой ведун любому Князю нужен, конечно коли тот знает, как с ним совладать, а коли не знает, то всеми средствами истребить его постарается. Чужак застонал, приподнимаясь, и Беляна обеими руками подхватила его под спину, но сил ведуну не хватило, и он опять упал. Лис стянул с себя промокшую от дождя рубаху, вытер ею раны Чужака и потянулся было к прикрытому лицу, но я его остановил: – Не трогай. Пока не убедимся, что он в своем уме, лицо ему открывать не будем. Он сам опасался свою силу во зло применить, потому и прятался. – Но.. – Не но! Делай, что велю, иначе всем хуже будет. – Не будет, – из под покрывшей лицо ткани глухо, словно из под земли, донесся голос Чужака. – Теперь уже не будет… БЕГУН День подходил к концу, дождь тоже приутих, и в покинутой маньей землянке, куда мы перетащили Чужака, было тепло и сухо. В радостной суматохе не хотелось ворошить отдалившиеся хотя бы на время сомнения и страхи. Потому то ни у кого не поворачивался язык спросить у ведуна, что с ним произошло и кто посмел оставить его на растерзание манье. Сам он тоже молчал, лишь изредка кося чуть приподнятыми к вискам глазами в сторону огня и равнодушно улыбаясь шуткам Лиса. После одной, особо удачной его выходки, когда охотник полностью завладел нашим вниманием, ведун осторожно, стараясь не тревожить раны, поднялся и выскользнул в вечерний сумрак. ..далее