Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
Оттар сопротивлялся еще, но меч уже в пол глядел… Я убрала ладонь с железа, чуть не всем телом повисла на руке урманина: – Нет у нас выбора. Ты вой – тебе ли меня не понять? Горбунья, кряхтя, отползла в сторонку от опасного хирдманна, пробурчала: – Я ее и не трону, коли добром не согласится… – Ладно. – Оттар убрал меч. – Не знаю, кто прав – я иль вы обе, а тебя я должен сберечь. Так что, старуха, коли надобно тебе на людской жизни ворожить, чтоб Олегу помочь, – бери мою! Знахарка молча глядела на него из угла. Большие быстрые глаза ее осоловели, устремившись в грудь Оттара. Уж не померла ли со страху? Я метнулась к горбунье, всмотрелась в лицо. Да она просто боялась перечить урманину! Не знала, как объяснить, что не под силу ему бабье дело! Хотелось мне плакать, а засмеялась… Заливисто, звонко, еле вымолвила опешившему вою: – Иди, Оттар! Тут дело бабье… Иди! – Нет! – Он упрямо помотал головой. – Одну тебя не оставлю. – Гляди тогда только, не лезь! – разозлилась я. Не для того я спешила к Неулыбе, чтоб время на пустые разговоры тратить да со строптивым урманином спорить! Оттар угрюмо отошел в сторонку. На всякий случай я еще раз рявкнула на него: – И не смей знахарке мешать! Иначе сама на меч лягу! Видать, так я говорила, что даже его испугала – могучая рука потянулась к мечу, опасливо прихватила за рукоять. Теперь за Неулыбой дело… Я тряхнула ее за плечи. Голова знахарки мотнулась, глаза закатились на миг и тут же обреченно уставились на Оттара. Это ж надо – так напугаться! Что ее в этакий столбняк вогнало? Рабство свое вспомнила, таких же урман, из красивой девчушки горбатую уродину сотворивших? Я занесла руку, звонко ударила ее по щеке: – Начинай скорей, не тяни! Она перевела на меня налитые боязнью глаза. – Начинай, говорю! Да не трясись – чай, Васса как дочь тебе! О ней думай, а не о страхе своем! Горбунья, опасливо поглядывая на воя, вылезла из своего угла, бочком, по птичьи, протиснулась мимо него к печи. Оттар смотрел на нее недоверчиво, но помалкивал. И то ладно… Коли встрял бы – не знаю, смогла бы вновь удержать его. Толстая палка, забытая старухой в печи, потихоньку затлела, испуская незнакомый, ядовитый аромат и клубы желтого дурманного дыма. – Иди сюда, – хрипло позвала Неулыба. Она уже почти скрылась в дымном угаре, только ноги, едва прикрытые краем старой поневы, виднелись, да голос из дыма доносился. Глухой, спертый, словно говорила она из под толстой шкуры. ..далее