– Кто жгет? Что зазря болтаешь? – начал было Бегун, но, вглядевшись, осекся и нырнул обратно в избу, а через мгновение выскочил вместе с братьями охотниками. Мы сбились на крылечке, молчаливо глядя, как, по змеиному извиваясь, ползет в чистое небо темный страшный дым.
– Он не мог… – тихо прошептал Бегун. – Там же свои…
– Зато он теперь чужой! – жестко отрезал Лис, не отрывая глаз от дымного облака.
– Что ты понимаешь?! – Беляна развернулась, с силой врезала ему по щеке крепкой маленькой ладонью. – Это не он!!!
– Свихнулась ты со своей любовью! – Лис отпрыгнул, буравя злым взглядом раскрасневшуюся древлянку. – Не видишь, кем он стал?! Он и тебя убьет, коли надо будет!
– Ну и пусть! Пусть убьет! Пусть лучше убьет… – И она, неожиданно закатив глаза, осела на снег. Бегун не успел подхватить, а Лис, мгновенно забыв ссору, рванулся к ней:
– Прости… Прости…
Подсунул руки под обмякшее тело, бережно понес в избу. Молчаливой гурьбой мы потянулись за ним. Тепло ее разбудило иль уговоры Лиса подействовали, но еще не открывая глаз, она прошептала:
– Не верю…
– И я не верю, – поддержал Медведь. – Славен чужие дома жечь не станет. Подраться может, убить, коли кто на него замахнется, тоже может, но жечь дома…
И все, словно по приказу, повернулись в мою сторону. Суровые взгляды ножами скользили по сердцу – Эрик! Печище жгет Эрик! У Беляны в глазах светилось сожаление – мол, жаль мне тебя, девочка, да ничего не поделаешь – варягам чужие дома сжигать – дело привычное. Я и сама знала – Эрик в своей жизни не одну деревню поджег, да только сердцу не прикажешь. Даже дым от словенского печища не мог избавить меня от любви. Что же они глядят так, словно не Эрик, а я сама жгу Люболяды?! Лис даже отодвинулся слегка, будто заболела я какой то неведомой болезнью.
Дрогнуло у меня что то внутри, рванулось прочь от осуждающих глаз. Коли они от меня отказываются, то и мне возле них не место!
Тело горело, лишь холодил пол босые ноги, пока укладывала недавно принесенные вещи, натягивала теплую телогрею.
– Погоди… – Бегун потянулся успокоить меня, но Лис дернул его за плечо:
– Пусть идет, коли хочет!
Хлопнула за мной дверь, вытолкнула меня в светлое утро.
Вот и все. Вот и кончилась моя короткая дружба с болотниками. Не нужна я им… Никому не нужна! Даже в большой Рюриковой избе никто меня не ждет… Родной брат от меня отвернулся…
Стояла я на пороге, смотрела на далекий дым и утирала молча не успевающие замерзать слезы. Совсем недавно мечтала встретить вместе с друзьями радостные дни Солнцеворота, те дни, после которых начинают убывать силы ледяной Морены, становится ярче тело Хорса, дольше красуется на небосклоне, предвещая скорый приход доброго теплого времени. Казалось, все уладилось и ничто уже не помешает зажить спокойно да счастливо, и вот на тебе – отвернулись друзья, выгнали, а за что?! За любовь мою? За мужнину верность Князю? За подозрения? А ведь еще неизвестно, Эрик ли жег Люболяды. Может, это их хваленый Славен! Они в нем все своего Старейшину видели, а мои незамутненные старыми воспоминаниями глаза сразу разглядели – стал он на все способен после того, как пожил у викингов. Да и как он там в ярлы выбился? Ведь никому о том не сказывал, а только вряд ли избрали его за доброту и покладистый нрав! А шрамы свои где нажил? Говорит, в Валланде, а я про такую землю и не слышала никогда. Где она, такая, да и есть ли вообще?
– Слава богам!
Кипя яростью, я не заметила вынырнувшего из за угла человека на лыжах. Это он меня углядел, воскликнул радостно, бодро подбежал к крыльцу.
Гундрольф! Он же с Эриком ушел! Откуда…
– Скорее!
Сразу было видно – что то с ним неладное творилось. Глаза у Гундрольфа горели, тело трясла лихорадка, и озирался он постоянно, словно боялся, что вот вот выскочат из за угла убийцы, воткнут в спину острый кинжал. Я сообразить ничего не успела, лишь самое главное спросила: ..далее 

ight -->