Ольга Григорьева Ладога |
|||
|
|||
– Что до колдовства, о том не ведаю, а руны о волхах немногое помнят… Упоминают, будто и зверя, и птицу волхи понимали… Лис фыркнул, хлопнул ладонью о могучий ствол: – Ха! Любой охотник зверя да птицу понимает! – Сказывают еще, что они лес этот из другого мира перенесли. Мол, взяли за какой то кромкой ростки малые и здесь их посадили. Из ростков тех могучий лес, всяких диковин полный, поднялся… Все остальные деревья на земле – тех ростков дети… – Стало быть, дуб этот для всех деревьев – что Род для людей? – задумчиво произнес Славен. – Стало быть… Хитрец то ли боялся воспитанника своего, то ли виной до сих пор мучился, а смотреть на него избегал, лишь втихомолку поглядывал… Да мне то что? Свои дела пускай сами решают, а мне интересно было о волхах да цепях, что на дубе висели, узнать. – А кто тут на цепи сидел? – спросил Хитреца. – Коты громадные… Баюнами их звали… – Почему коты? Чего они худого сделали? – удивился Медведь, задумчиво проводя толстым пальцем по изрезанной коре. – Коты тропки заветные, к волхам ведущие, обороняли. По своему, конечно, по кошачьи… Только захочет кто до печища волхского дойти – ступит в лес, а Баюн – прыг перед ним на тропу и давай сказки сказывать, песни петь, да так, что не хочешь, а заслушаешься. Сам он красивый, пушистый, домом пахнет, уютом. Коли нет у путника дела неотложного – сядет послушать кошачьи байки о богатырях могучих, девицах прекрасных, сокровищах несметных, да так и останется сиднем сидеть до самой смерти, небылицами одурманенный. А тому, кто мимо Баюна проходил, лес уж и сам загадки загадывал. То белая березка стройным девичьим станом мерещилась, то куст корявый воином израненным казался. Глупый да невнимательный непременно с тропы сходил. А там его нежить одолевала. Кого били и прочь выгоняли, кого до смерти запугивали. Добирались до волхов только самые отчаянные. Да еще блажные. Первые отвагой и умом брали, а вторых лес сам не обижал – считалось, богами они отмечены… Все Хитреца слушали и вокруг дуба топтались, будто ждали знака какого, его слова подтверждающего… А мне до конца дослушать хотелось всего более. – Хитрец, а что потом с волхами сталось? – Да кто их ведает… Воевали они долго с ньярами, случайно в края наши заскочившими и проведавшими, будто в лесу у волхов тайные да богатые клады упрятаны. А потом волхи пропали, а ньяры назад в свои фьорды ушли… – Как пропали?! – хором охнули Лис и Наследник. Хитрец пожал слабыми плечиками: – Не знаю. Просто исчезли и все. А с ними вместе Баюны, цепи златые, зверье говорящее да нежить лесная. Остался лес обычный, разве что деревья в нем других больше и тропки уже. Рунами так сказано: «В ночь наладили волхи ладьи белые да ушли по лесной реке Ящере из мира этого на кромку. И стоял той ночью стон страшный по всей земле, ибо обернулась вихрем черным сила лесная и умчалась вслед за волхами. С той поры поднялась стена меж людьми, богами да разной нежитью…» Я не мог понять, о какой кромке говорил Хитрец и куда волхи подевались, но думать нравилось, что бродили когда то в темных глубинах векового леса люди таинственные, говорили с разной живностью, с деревьями, кустами, травой… – Так и вижу их! – шепнул Лису. – Даже мерещится, будто мурчит над ухом кот Баюн. – Радуйся, что не мурчит, – отозвался он. – А то ты возле него надолго расселся бы. Вот только не знаю, кто кого заморил бы: ты – кота, своими расспросами, или кот – тебя, байками. Обидно стало. Я сокровенным поделился, а ему лишь бы посмеяться! – Грубый ты, Лис. – Ну, на тебя не угодишь! Хитрец – черствый, я – грубый. Горазд ты в чужих оплошностях копаться. Я понапрасну ссориться не люблю, но коли задевают за живое мечты да веру мою – тут без потасовки не обойтись… ..далее